Год - на всю жизнь[повести] - Каушут Шамыев

что в черных очках. Исла́м… Пойдем покажу тебя всем, и ты на всех посмотришь. У нас бригада дружная… Быстро специальность освоишь, рабочий разряд получишь. Если, само собой, сачковать не станешь.

— Нет, что вы!..

— Давай сразу на «ты». По-рабочему. Мы все так в бригаде…

Как мне это понравилось: «по-рабочему»!

Если вдуматься, большой смысл с этом выражении… Правда?

Сергей представил меня всем другим, и среди них я вдруг увидел Арслана — того самого парня, что вчера подходил к нашему с Ыхласом столику в ресторане. Он тоже поразился встрече и, пожимая мою руку крепкими, сильными пальцами, весело сказал:

— Молодец, что к нам! Этажи поднимем — с высоты птичьего полета на жизнь будешь смотреть!

— Нет, так не годится, — тоже веселым голосом возразил Сергей. — От земли отрываться человеку нельзя. Высота — для восторгов, а трезво обо всем судишь только там, внизу, когда в своей привычной стихии…

— У этого парнишки, не бойся, голова не закружится. Взгляды у него твердые, комсомольские. — Глаза у Арслана смеялись. — Вчера слышал я, как он на одном собрании выступал… В защиту сельского хозяйства… Готовый политинформатор!

— На каком собрании? — Сергей с любопытством посмотрел на меня.

— Было такое, — заговорщически подмигнул мне Арслан.

— А раз так, — сказал Сергей, — и в нашей комсомольской организации ему тоже дело найдется. — Спросил меня: — На комсомольский учет встал? Не затягивай, увидишь, какие боевые хлопцы в нашем комитете…

И это тоже мне нравилось, по душе было: как просто, легко и вместе с тем по-деловому ведут себя меж собой парни из бригады, как уважительно настроены они друг к другу, и никто из них ни пренебрежительным словцом, ни косым взглядом не подчеркнул своего превосходства надо мной — новичком среди них, ничего еще не умеющим к тому же…

Мое появление явилось для бригады как бы незапланированным «перекуром», но тут же, минут через десять, все быстро, без напоминания со стороны разошлись по своим местам, и споро возобновилась работа. Здесь, понял я, знают цену времени!

На мое счастье, Сергей оказался человеком словоохотливым и добрым. Объяснив, что моя обязанность — это обеспечивать ему фронт работ, а проще сказать — своевременно, без малых даже задержек подносить раствор и кирпичи, он, ловко орудуя мастерком, рассказывал мне про бригаду, про то, из чего складываются заработки, какие бывают премиальные, кто чем из ребят увлекается. Он сам, например, ходит в мотоклуб, не раз участвовал в мотокроссах, перворазрядник по этому виду спорта и, если, дескать, я захочу, покажет меня своему тренеру: может, подойду, я ему.

Настроение у меня было праздничным, усталости я не ощущал, лишь смахивал со лба обильно выступавший пот… А Сергей работал артистически, в заданном себе темпе, без сбоев гнал и гнал ряд за рядом, и кирпичи ложились на раствор так точно, ладно, стремительно, что, казалось, каменщик все делает без каких-либо усилий. Но это было, конечно, не так: я видел, что у Сергея рубаха постепенно пошла мокрыми пятнами — на спине, под мышками, затем и на груди. И разговаривать он стал меньше, сдержаннее, как бы экономя силы.

Я подметил, что Сергей не делает никаких лишних движений, лишь самые необходимые они у него, строго выверены: кирпич — в руку, мастерком — раствор, кирпич на раствор — и готово! Сказал ему об этом: вот, мол, один «секрет» уж разгадал, — и Сергей засмеялся:

— Получится из тебя толк, верно! У нас плановая норма нелегко дается, а я за смену — не менее полтораста процентов… Обязательно отлаженный ритм должен быть. Да, чуешь, при отличном качестве! И от помощника, понятно, многое зависит. Доволен тобой я: ноздря в ноздрю, как говорится, идем… Только излишне суетишься. Будь сдержаннее, а то дыхание собьешь.

— Ты, Сергей, моряком был? — полюбопытствовал я, показав глазами на его матросскую тельняшку, выглядывавшую из-под рубахи.

— Хотел им быть, да не вышло. Призвали в армию — в строительную часть попал. Вот там-то и освоил профессию каменщика. Но строили мы разные здания и специальные объекты для флота, приданы были, так сказать, Военно-Морскому Флоту. И поэтому считали себя вправе носить под робой полосатые тельняшки…

— И мне через год в армию, — сказал я.

— Служба только закаляет, — приободрил Сергей. — Там бывают такие ситуации, что не раз спросишь себя: мужчина я или нет? А коли мужчина — будь им!

«И здесь, на растущих этажах, под облаками, — подумалось мне, — тоже надо быть мужчиной…»

КАК ЛЮДИ ЖИВУТ?

После первой своей рабочей смены я не просто спешил — летел как на крыльях в дом родственников, у которых остановился.

Я рабочий, помощник каменщика, меня приняла в свой коллектив бригада, моя фамилия внесена в бригадный табель, уже сегодня я зарабатывал деньги своими руками — вот этими, со вздувшимися мозолями на ладонях! И какие парни в бригаде, а?!

Есть о чем рассказать!..

Но только очутился я на пороге квартиры, как радость свою пришлось припрятать. Не до нее и не до меня было в доме. Жена Нурмаме́да-ага́, Гунча́, вовсю пилила мужа:

— Кончилось мясо, нет масла в холодильнике, и за всем этим должна бегать я сама, да? А тут еще грязного белья целые ворохи… Обстирывай, обштопывай — захлестнуться можно! Что я, лошадь? И за детьми в садик — опять же я… Это жизнь?

Голос Гунчи был монотонно-скрипучим, но, кажется, не очень-то он трогал Нурмамеда-ага: тот спокойно полулежал на диване с газетой в руках.

Потоптавшись в дверях, я сказал:

— Нурмамед-ага, можно мне сбегать за ребятишками в детсад?

— Сбегай, — оживился тот. — Прогуляешься заодно.

Полезно ж свежим воздухом дышать. Детский сад, знаешь, на углу поликлиники…

— Да-да!

Я с облегчением выскочил на улицу.

Жена Нурмамеда-ага, Гунча, была родной сестрой жены моего старшего брата. Следовательно, мой брат и Нурмамед-ага свояки. И когда я уезжал в Ашхабад сдавать вступительные экзамены в институт, домашние дали мне их адрес и строго-настрого наказали ночевать лишь здесь… И, надо сказать, родственники встретили меня гостеприимно. Особенно Нурмамед-ага был радушен — дотошно расспрашивал обо всем, шутил, усаживал играть с собою в шахматы, и его приветливость сглаживала мою неловкость, тем более в первые дни, когда только присматривались друг к другу.

Но вскоре я заметил, что муж и жена в этом доме словно бы не могут обойтись без того, чтобы не поругаться, подчас по самому мелкому, ничтожному поводу: почему на кухне второй день стоит ведро с картофельными очистками и кому его выносить, кто должен привязать вместо оборванных новые веревки для сушки белья на террасе,